Защитник - Страница 39

Подожди. Может, там никаких денег и нет… Просто дешевое обещание, чтобы сплавить Трусдейла на несколько сотен миль на юг, чтобы Вандерхэвен получил несколько добавочных часов.

Трусдейл позвонил домой. В запоминающем устройстве телефона его ожидает цена четырех месяцев. Он назвал шифр «Баретт, Хаббард и Ву»и ждал, пока запоминающее устройство отыщет искомое.

Сообщение было на месте. Он прослушал его. В нем говорилось то, что он и ожидал.

Он вызвал лучшее Деловое Бюро.

Да, у них есть сведения о «Баретт, Хаббард и Ву». Это фирма, завоевавшая репутацию в своей области, специализирующаяся в общем законодательстве. Он получил от информатория их номер.

Баретт оказалась элегантно одетой женщиной средних лет. Она вела себя уверенно и резко. И не пожелала ему вообще ничего сообщить даже после того, как он удостоверил свою личность.

— Все, что я хочу знать, — сказал он, — это — гарантирует ли ваша фирма выплаты. Этот Вандерхэвен обещал мне по пятьсот кредиток каждый квартал. Если он прекратит выплату вам, то, тем самым, он прекратит ее и мне, не так ли? Невзирая на то, согласен ли я с условиями договора.

— Это не так, мистер Трусдейл, — холодно ответила дама. — Мистер Вандерхэвен выплачивает вам ежегодную ренту. Если вы нарушите заключенные с ним условия договора, рента перейдет… Разрешите посмотреть… Навсегда перейдет к институту реабилитации преступности.

— Ого! И условия договора таковы, что я не должен пытаться узнать о том, кто такой мистер Вандерхэвен.

— Грубо говоря, да. Это можно было вполне ясно понять из сообщения, которое…

— Я его знаю.

Он повесил трубку. И задумался. Две тысячи в год, всю жизнь. И это оказалось на самом деле. Прожить на такие деньги было бы трудновато, но они явятся таким милым дополнением к его жалованью. Он уже придумал с полдюжины способов, на что можно будет потратить первые выплаты. Можно будет даже подыскать себе другую работу…

Две тысячи в год. Непомерная цена за четыре месяца работы. Работы какого рода? Что он делал эти четыре месяца?

И откуда Вандерхэвен знал, что этого окажется достаточно?

«Вероятно, я рассказал ему о себе, — раздраженно подумал Трусдейл. — Сам себя предал».

По крайней мере, его не обманули. Пять сотен каждые три месяца. Приобщиться к роскошной жизни… И до самого ее конца испытывать желание узнать. Но обращаться в полицию он не станет.

Он не мог припомнить, чтобы его так раздирали когда-нибудь противоречивые желания.

Он принялся за прослушивание других сообщений, накопившихся в запоминающем устройстве телефона.

— Но вы это сделали, — сказал лейтенант Армии. — Вы здесь.

Лейтенант был мускулистым человеком с квадратными челюстями и недоверчивыми глазами. Взгляните в эти глаза попристальнее — и вы сами начнете сомневаться во всем том, о чем вы ему только что ему рассказали.

Трусдейл пожал плечами.

— Что заставило вас изменить решение?

— Снова деньги. Я начал прослушивать сообщения в своем телефоне. Там было извещение от другой юридической фирмы. Вам знакомо имя «Миссис Джакоб Рендолл»?

— Нет. Минутку. Эстелла Рендолл? Президент клуба Струльдбругов до… Хм.

— Она была моей пра-пра-пра-пра-бабушкой.

— И она умерла в прошлом месяце. Мои соболезнования.

— Спасибо. Я… Я, понимаете, не часто виделся с Большой Стеллой. Может быть, дважды в год. Раз — на праздновании ее дня рождения, раз — на Рождество или что-нибудь в таком духе. Вспоминаю, как мы вместе завтракали вскоре после того, как я обнаружил, что потерял все свои деньги. Она была вне себя. Ох, парень… Она предложила меня финансировать, но я отказался.

— Гордость? Это могло бы случиться с каждым. Лоуренс Сент-Джон Мак-Ги занимается старой и изысканной профессией.

— Я знаю.

— Она была самой старой женщиной в мире.

— Знаю.

Президентом Клуба Струльдбругов становился самый старый его член. Это был почетный титул. Делами обычно занимался действующий Президент.

— Когда я родился, ей было семьдесят три года. Дело в том, что никто из нас никогда не верил, что она умрет. Полагаю, это звучит не глупо?

— Нет. Много ли людей умирают в двести лет?

— Затем я прокрутил эту ленту от Бекета и Холлинтбрука. Она умерла! И я унаследовал около полумиллиона кредиток. Из невероятного, должно быть, состояния. У нее было столько пра-пра… правнуков, что их число могло бы превысить любую нацию в мире. Вы бы видели приемы в ее дни рождения.

— Понимаю, — глаза военного пристально уставились на него. — Итак, теперь деньги Вандерхэвена вам не нужны. Сейчас для вас две тысячи в год — семечки.

— И из-за этого сукиного сына я пропустил ее день рождения.

Военный откинулся назад.

— Вы рассказали странную историю. Я никогда не слышал о такой амнезии, после которой вообще не остается воспоминаний.

— Я тоже. Это — как если бы я уснул и проснулся через четыре месяца.

— Но вы даже не помните, как засыпали.

— Именно.

— Так могла бы оглушить пуля… Ну, мы подвергаем вас глубокому гипнозу и посмотрим, что у нас из этого получится. Полагаю, у вас нет никаких возражений? Вам придется письменно зарегистрировать свое разрешение.

— Прекрасно.

— Да, вот еще, вам может не понравиться то, что мы обнаружим.

— Я знаю. — Трусдейл уже подготовил себя к тому, что может быть обнаружено. Голос был его собственный. Что может испугать его, если он вспомнит о себе?

— Если в то время, о котором вы можете вспомнить, вы были замешаны в каком-либо преступлении, вам, возможно, придется понести наказание. Для алиби ваша амнезия не оправдание.